Мирный «Реквием»
28.08.2018
Мартин Браббинс
В Большом зале Московской консерватории имени Чайковского при стечении посольской публики состоялся благотворительный концерт в память о жертвах Второй мировой войны.
Исполнением бескомпромиссного «Военного реквиема» Бенджамина Бриттена аккуратно и сдержанно руководил британский дирижер Мартин Браббинс.
Эмоциональным поводом для этого вечера стало 70-летие победы в страшной войне, концерт был организован Благотворительным фондом имени святителя Григория Богослова, учредитель которого митрополит Волоколамский Иларион — человек, далеко не чуждый музыкальному миру, а также представительством Европейского союза в РФ.
«Война ─ это зло. Церковь всегда призывает людей решать свои проблемы мирным путем»,
─ такими словами начал вечер, посвященный памяти жертв Второй мировой войны, митрополит Иларион. По его мнению, мы должны хранить прочный и нерушимый мир. Как это соотносится с недавним началом российских операций в Сирии ─ уже другой вопрос.
До заказа на «Реквием» Бриттен в течение многих лет лелеял мечту написать масштабное хоровое произведение в духе Элгара, взяв сюжетом историю Хиросимы и Нагасаки или даже убийство Ганди, но судьба распорядилась иначе.
«Военный реквием» ─ пацифистское заявление Бенджамина Бриттена, сделанное 53 года назад,— продолжает звучать остро и сегодня. Не в последнюю очередь благодаря горьким стихам поэта Уилфрида Оуэна (британского солдата — правда, Первой мировой войны, погибшего за неделю до перемирия), описывающим ужасы военных реалий и инкрустированным в традиционный текст заупокойной мессы.
Созданное по случаю освящения нового собора в Ковентри, возведенного рядом с руинами, оставшимися после Второй мировой войны, это сочинение стало мощным предостережением на все времена.
Британский дирижер Мартин Браббинс, в 1980-х ученик Ильи Мусина в Ленинградской консерватории, не первый раз сталкивается с этой мрачной махиной — 20 лет назад он даже сделал запись этого произведения.
С Российским национальным оркестром он старался не следовать традиции исполнения реквиема как испепеляющей драмы. В могучих tutti оркестра и хоров ─ Московского синодального и Государственной академической хоровой капеллы России им. А. А. Юрлова ─ незримой спутницей постоянно присутствовала медитативная печаль.
Во второй части «Dies irae» («День Господней гневной силы») он умышленно сдерживал темп, что сильно отличается от беспокойной срочности, распространенной у других дирижеров. Перекрещивающиеся хоровые, вокальные и инструментальные линии у Браббинса согласовывались плавно, с четким ритмом, дикцией и, что более важно, с интенсивной красноречивостью.
Хор мальчиков, символизирующий у Бриттена невинность и чистоту, эффектно звучал из своего убежища-балкона, создавая тем самым эфирный эффект звука, плывущего над головой.
Представлять национальности, которые были когда-то непримиримыми врагами, довелось американскому тенору Доминику Армстронгу, немецкому баритону Штефану Генцу и русской сопрано Светлане Касьян. Ее партию Бенджамин Бриттен написал, как известно, вдохновленный искусством Галины Вишневской.
Касьян в этот вечер была скорбящей, потусторонней, но не захватывающей, красота ее тона глубже не шла. Штефан Генц, признанный мастер в исполнении немецкой «Lied», дразнил слух тончайшим пианиссимо и взрывался обличительным фортиссимо, как виртуозный скульптур звука. Вместе с Армстронгом в финальном диалоге двух погибших солдат он поверг публику в состояние оцепенения. Тишина после финального аккорда ощущалась настолько остро, что казалось не кончится никогда.
“Коммерсант”